Я жил в Баку до 1965 года, поступил там в институт, но потом перевелся на учебу в Москву. Закончил институт и проработал 25 лет в подмосковной Балашихе на разных должностях. Уехал оттуда в США с должности заместителя генерального директора крупного научно-производственного объединения. Отец мне много рассказывал о Геноциде, о том, что случилось в тот период с их семьей, что им пришлось пережить. Они родом из Ордубадского района, это Нахиджеванская автономная область на границе с Ираном. Их было шестеро детей. Старшие уже были достаточно взрослые, они раньше уехали, а родителям пришлось очень тяжело, они вынуждены были бежать, потеряли двоих младших детей. Остались отец и его сестра. По дороге родители тоже замерзли, умерла и родная сестра моего папы, Воски. Ему самому было тогда 4–5 лет. Папа рассказывал, что, проходя через какие-то деревни уже с другими родственниками, он постучался в дом к азербайджанцам попросить хлеба. Так они на него собак натравили. У отца на ногах на всю жизнь остались шрамы, он мне показывал – следы на икрах, откуда были откушены куски мяса. Каким-то чудом родственникам удалось привезти его в Баку. Там он вырос, закончил институт, стал врачом, крупным хирургом. Мама моя тоже была врачом. Уехав в Москву, я постоянно поддерживал с ними связь и ездил в Баку на каникулы, а потом и в отпуск.
Где-то в 1989 году я говорил с ними по телефону и вдруг отец говорит: «Слышишь выстрелы?»
Я прислушался и действительно услышал в трубке звуки выстрелов. Родители рассказали, что в городе стало опасно, стреляют. Я ответил, что сейчас же беру билет и выезжаю за ними. В соседней с ними квартире жили азербайджанцы. Мама их постоянно лечила – детей, жену, а муж работал заведующим кафедрой в Институте народного хозяйства. И вот этот азербайджанец сказал нашим, что наступают очень опасные времена и надо уезжать из Баку. Родители долго не хотели ехать, не верили, что что-то может быть, говорили, что азербайджанцы всю жизнь очень хорошо к ним относились. Но, видимо, стало уже совсем тяжело, раз они меня позвали.
Приехал я в Баку. Но как их вывезти? Надо билет покупать, а к кассам не пробьешься: все, кто уже понял, что нельзя оставаться, старались взять билеты и уехать. Я пошел в комендатуру, которая располагалась в крепости, там начальником был полковник, русский. А я в то время был секретарем горкома комсомола Балашихи и членом Московского обкома комсомола. Показал ему документы, представился и попросил помочь вывезти родителей. Он кому-то поручил поехать купить билеты. Купили только родителям, я пока решил остаться, потому что надо было еще двоюродную сестру вывозить. Полковник выделил родителям машину и охрану. Приехали в аэропорт, я их отправил в Москву. Помню, в те дни часто можно было видеть собравшихся кучками то там, то здесь азербайджанцев. Они, видимо, и вылавливали армян. Как-то вышел я из дома – мы жили на 8-м километре – иду по центру города, по улице Телефонной. Подходят четверо молодых ребят и спрашивают: «Ты армянин?» Я на чистом азербайджанском языке ответил, что нет. Они потребовали документы. На мое счастье, у меня с собой не было документов. Они начали обыскивать меня – документов нет. Тогда они потребовали: «Скажи фундук». У них это вроде как пароль был такой. Я говорю: «Фундых». Многие говорили «Пндых», а это уже все, это ты точно армянин. Они заявили, что я неправильно произношу, а я ответил, что вот уже 27 лет живу в Москве. И тут они спрашивают, мол, а фамилия у тебя какая. Я вдруг все азербайджанские фамилии забыл, но вспомнил, что моя двоюродная сестра была замужем за азербайджанцем Алекпербековым. А как звать? Я говорю, Володя. Они отвечают, дескать, Володя не азербайджанское имя. Говорю, меня назвали так в честь Ленина. Они опять пристали, мол, документы нужны. Я уже отчаянно блефовал – говорю, в гостинице мои документы. А там недалеко от Дома правительства гостиница какая-то интуристовская была. Они говорят: «Идем в гостиницу».
И вот я в сопровождении этих четырех иду в гостиницу, а сам мечтаю, чтобы швейцаром был не азербайджанец. На мое счастье это был татарин. Я ему так подмигиваю и говорю: «Хочу пойти в номер документы взять». Он мне открывает дверь – проходи. Эти тоже хотят пройти, но швейцар останавливает: «Нет, только ему можно». Я говорю: «Ребята, постойте, я сейчас принесу документы». Татарин закрыл дверь, выпустил меня через другой выход, и так мне удалось сбежать.
В те же дни к сестре моей двоюродной в дом ворвались, но не тронули, просто приказали освободить квартиру. Фактически выгнали, с одним маленьким чемоданчиком она ушла из своего дома ко мне. И вот в тот день, когда мне удалось сбежать от бандитов, мы на машине соседа поехали опять в комендатуру, и я снова попросил полковника помочь нам уехать. Они купили билеты, и мы вылетели в Москву.
Через несколько дней звонит брат моей жены, который еще оставался с семьей в Баку, и просит помочь им выехать из города. Я говорю: «Ваган, я еле оттуда вырвался». А ему надо жену и ребенка вывезти. Пришлось мне снова ехать в Баку, это было уже лето 1989 года. Я вернулся и сразу пошел в комендатуру. Комендант поручил отвезти меня в аэропорт, а за ними отправил своих людей. Их тоже привезли в аэропорт и отправили нас всех в Москву. Таким образом мы спаслись. Я успел и родителей вывезти до самых жестоких событий, и сам еле ноги унес.
Но в Баку остались могилы наших родных. Я хотел в последний момент пойти туда, но не смог, надо было спасаться. Этого кладбища, на Монтино, уже нет. У меня там живет друг, он мне рассказал и фотографии прислал. Все там снесли. Он успел своих бабушку и дедушку перезахоронить в другом месте, а на месте наших могил уже дома строят. На костях…
Хартфорд, штат Коннектикут, США
25.03.2014г.
