Проживала в Баку по адресу: ул. Шаумяна, 28, 5-й блок, кв. 43.
Я родилась в Баку. На всю жизнь запомнила рассказы моей мамы о ее детских годах в Карсе, в Западной Армении, о том, как они бежали из родного дома, спасаясь от Геноцида. Для нас тогда это была далекая история, мы плохо понимали ее, просто знали, что был Геноцид. Но мама всегда твердила папе, что надо уезжать из Баку. Он в ответ злился, а она говорила, что чувствует, что настанет день, когда она вновь станет беженкой. Шесть лет тому назад мама моя умерла.
И ей действительно пришлось второй раз в жизни пережить беженство – в первый раз в начале века, из Западной Армении, во второй – из Азербайджана. Мама была тогда маленьким ребенком и помнила только то, что они хорошо жили в Карсе, отец ее владел мыловаренным заводом. И еще она запомнила, как мать (моя бабушка) их собирала, когда началась резня и надо было бежать, спасаться.
Мамина сестра помнила гораздо больше. Она жила в Ереване и даже начала писать книгу про Геноцид, включив в нее и геноцид армян в Азербайджане.
Когда произошли события в Сумгаите, я работала в 3-й детской больнице при кафедре педиатрии. Мы уже слышали о том, что в Сумгаите была резня, когда позвонила соседка по подъезду и сказала, что у нее болен ребенок, надо сделать ему укол. Я вышла, поднимаюсь к ней и слышу, как мой сосед, который в конечном итоге и ограбил мой дом, забрав все наше имущество, собрал вокруг себя людей и рассказывает, что в Сумгаите армяне убивали армян. Я повернулась назад, спустилась по лестнице и говорю: «Ариф, что ты говоришь? Армяне убивали армян?» Он говорит: «Да, Лариса». Я сказала, что это азербайджанцы убивали армян, и ушла, потому что надо было спешить к больному ребенку.
На работе у нас в это время тоже происходили странные вещи. Врач Алла Михайловна, еврейка, муж у нее был полуеврей-полуазербайджанец – Юсупов Вагиф, хирург – пришла в больницу в ужасном состоянии. Она сидела и писала истории болезни детей, в это время мамаши в палатах включили радио (причем все знали, что в Сумгаите произошло) и по всей больнице звучала музыка, радостная, веселая. Тут она стукнула рукой по столу и говорит: «Что вы веселитесь? Вы знаете, что было в Сумгаите? Мой Вагиф до утра обрубленных армян оперировал». Так и сказала – обрубленных! Через пять минут ее вызвал профессор кафедры. Что там ей сказали, понятно было только нам, армянам, она вышла молча и шепнула мне, что потом расскажет. Но так и не сказала…
У нас на кафедре работало много армян. В этот период к нам в клинику поступил работать азербайджанец из Еревана. И он постоянно подстрекал всех запугивать меня, настраивал сотрудников против армян. К примеру, я входила в клинику и здоровалась – а врачи-азербайджанцы не отвечали мне. Или такой случай. Я должна была вызывать больных, делать им уколы и давать лекарства. И вдруг слышу, как заведующая, Садагят Худиева заходит в палату и обращается ко всем пациентам: «Лариса-армянка будет вас вызывать, чтобы никто к ней не пошел. Ни на уколы, ни медикаменты получать». Когда она это сказала, я открыла дверь и попросила повторить. Матери больных детей на меня набросились, мол, как ты с доктором разговариваешь… А я ей сказала: «Худиева, ты у меня еще извинения попросишь». И пошла к секретарю комсомольской организации, Анне, она русская была.
В Баку к тому времени уже был комендантский час, Колесников был комендантом. И я сказала Анне, что завтра иду к Колесникову, потому что больше терпеть не могу, объяснила ей ситуацию. На следующий день меня к главврачу вызывают. И та говорит мне: «Ты до чего довела врача, что она в таком состоянии?» Я удивилась, говорю: «Это я довела?» В это время она падает, у нее начинается истерика. И там же сидит этот азербайджанец и пожирает меня глазами.
Мне как-то довелось дежурить с ним. И я его спросила: «Вы мне честно скажите – вас армяне выгнали из Еревана?» Он отвечает: «Нет, я вот на днях получил письмо, где мои сотрудники-армяне зовут меня обратно, говорят, на какую должность хочешь, иди работай. Только приезжай. Но отец нашел хорошую квартиру и мы никуда не хотим уезжать».
В тот день, когда в нашей клинике напали на врачей-армян, я не добралась до работы благодаря своему мужу. Иду по улице, смотрю – стоят, паспорта проверяют. И мне говорят, мол, паспорт покажи. Я говорю: «Какой паспорт?» – как будто мне нечего бояться. И тут один другому говорит: «Это армянка», а в это время меня кто-то за шею тащит. Повернулась – муж. И он кричит мне: «Возвращайся домой и никакой работы!» Я говорю, что у меня тяжелые больные. Он отвечает, мол, о чем ты говоришь, возвращайся домой! Володя чисто говорил по-азербайджански и сразу понял, к чему все идет.
Ну, я не пошла на работу, взяла в поликлинике бюллетень благодаря знакомому врачу. К ней потом звонили, выясняли, почему она мне дала справку. А потом оказалось, что в те дни, когда я не ходила на работу, было нападение на врачей-армян, с них снимали и рвали халаты, били и оскорбляли. Свидетели этому есть здесь, в Америке – Лариса Тарханова, она сейчас в Нью-Йорке живет, доктор Круглова из Атланты. Все время ходили слухи о том, как обращались в больницах с пациентами-армянами, что с ними творили…
К Володиной тете, Тамаре – она доцент, и муж ее был, по-моему, профессором в АЗИ, – ворвались домой и заставили оставить чемоданы, которые она собрала, чтобы уехать. Их ограбили, все имущество забрали. Таких случаев было очень много. Муж моей сестры был азербайджанцем, Аждар его звали. Так вот, он показывал погромщикам армянские квартиры, то есть наводчиком был. Володя, муж мой, сам видел, как этот Аждар кричал: «Смерть армянам!» Сестра мне потом, уже после нашего отъезда, рассказывала, что в армянском районе, где они с мамой жили, не было воды. Однажды она увидела, как какой-то старик вышел с ведром во двор набрать воды. Прямо на ее глазах на него напали сразу человек 10 азербайджанцев, избили до смерти, а потом тело вытащили со двора и выбросили на улицу. Они с мамой жили в постоянном страхе, а потом муж ей прямо сказал, чтобы убиралась из Баку.
Митинги я несколько раз видела с балкона. Они шли толпами и кричали: «Карабах бизимдир!» («Карабах наш» – прим. редактора), «Смерть армянам!». Володя ходил на площадь Ленина, чтобы все видеть, хотя это было очень рискованно.
Мы из Баку уезжали дважды. В первый раз приехали в Москву, нам сказали, что надо ехать в Ереван, там, мол, вами займутся. Мы приехали в Ереван ночью 6 декабря, там автобусы стояли в Ленинакан и в Спитак, можно было сразу ехать. Но Володя решил, что мы переночуем у родственников, а утром уже поедем. А утром случилось землетрясение… И мы вернулись в Москву. Пока были деньги, платили за квартиру, потом Володя через Моссовет добился, чтобы нас в общежитие устроили. Но жить все равно было невозможно, на работу нигде не принимали, потому что мы – беженцы без прописки. Деньги кончились, наступила зима, холода, а у нас даже теплой одежды не было. Деваться было некуда – я позвонила нашей бакинской соседке, русской, она говорит, вроде все спокойно, можно возвращаться. И мы поехали обратно, в Баку.
Но, вернувшись, сразу поняли, что нам даже из подъезда выходить нельзя – опасно. Надо было снова бежать. Рано утром, мы, крадучись, как воры, вышли. Во дворе у нас (двор был огромный) стояли пожарные и громко разговаривали на азербайджанском. Мы тихо вышли, сели на троллейбус. О такси и речи уже не могло быть. Поехали на вокзал, там удалось сесть на поезд. Володя велел нам тихо-молча сидеть в купе. По дороге проверяли паспорта. Мы все думали – Господи, скорей бы до Баладжар… Думали, в Баладжарах лучше будет, а оказалось – еще хуже. И мы уже мечтали поскорее до Минвод доехать. Вот так и убежали из своего города, оставив там все, что имели.
Нешвилл, штат Теннесси, США
22.03.2014 г.
