Проживала в Баку по адресу: ул. Свердловская, дом 5.
Я родилась в Баку, как и вся моя семья. Мой отец был очень уважаемым человеком, преподавал математику и английский язык. Мама преподавала английский. В 1988 году я работала в объединении «Бакэлектробытприбор».
Как мы узнали о Сумгаите? Наш знакомый Амин Амирджанов работал в милиции. Как-то в конце февраля рано утром он в шоке прибежал к своему двоюродному брату – нашему соседу Роберту – и сказал, чтобы тот не выезжал на работу в Сумгаит, потому что там происходят страшные события. А его сестра работала на «скорой помощи» в Баку. Она нам потом многое рассказала, какие ужасные случаи были во время вызовов, как люди прыгали с крыш, взявшись за руки, и их привозили в больницу с переломами конечностей, какие там были трагедии. Тетя моей двоюродной сестры, ее звали Валентина, работала заведующей отделением гинекологии в больнице в Сумгаите и вынуждена была спуститься в подвал, где прятались армяне, потому что кроме нее некому было принимать роды. Она тоже нам рассказала, что там творится с людьми и в каком они состоянии. Вот так мы узнали о сумгаитских погромах.
После этой трагедии, надо сказать, многие азербайджанцы – приличные, интеллигентные люди – были практически в шоке, им было стыдно за то, что случилось. Были такие, что просили прощения. Но поскольку наказания не последовало, все продолжилось и дальше. Оскорбления, унижения, ругань – это было постоянно. Опасно было на улице и очень опасно – в метро. Помню, однажды сестра с мамой вышли куда-то. Отец сидел и слушал радио, доклад Горбачева, потому не слышал, что происходит. У нас был частный двор, железные ворота, там жили все наши родственники, но они в это время уже почти все переехали. И когда я услышала доносящийся с улицы звук – как будто палкой выбивают матрасы, очень испугалась. Я не поверила, что молодые ребята могут прямо на улице палками избивать пожилых людей. На Кавказе это немыслимо – чтобы трогали пожилых, неважно, какой национальности. У меня от страха отнялись ноги. С тех пор, как только я начинаю нервничать, у меня отдает в ноги, и я даже недавно получила здесь инвалидность. Мой отец, к счастью, ничего не слышал, он человек горячий, не сдержался бы и вмешался.
После Сумгаита мы уехали в Ереван. Правда, папа не хотел уезжать. Он все время говорил: «Я хочу посмотреть в глаза тому человеку, кто мне скажет «уезжайте». Он этот город любил, у него были ученики-азербайджанцы, которые звали его к себе. Но отец понимал, что долго мы тут не выдержим. После того как мы уехали, на слово «Баку» и бакинскую тему у нас дома было наложено табу, потому что папе было очень тяжело это вспоминать.
В Ереване нас очень хорошо приняли. Но потом случилось землетрясение, и в Армении были просто не в состоянии нас всех принять и устроить. Мы, советские люди, тогда еще верили обещаниям Горбачева и наивно вняли призывам Везирова возвращаться. К тому же нам позвонила соседка и сказала, что мама заболела и мне лучше вернуться в Баку. И я вернулась. Сестра моя была уже в Москве, папу мы оставили в Ереване. Маму надо было уложить в больницу, и мы вынужденно поменяли ей фамилию с Хаджибекян на девичью – Панина. И только под этой фамилией мы смогли ее поместить в госпиталь, потому что с армянской это было категорически невозможно.
Маму и папу мы похоронили год назад. Они, конечно, очень страдали, потеряли родину, дом, все имущество, друзей, работу, молодость.
Очень скоро я поняла, что в Баку нас ничего хорошего не ждет. Армяне в массовом порядке уезжали, и было ясно, что оставаться нельзя. Но что делать, куда ехать? Не все ведь имели возможность купить сразу восемь билетов и уехать неизвестно куда. Уже ввели войска, в воздухе витал страх, и ситуация постоянно нагнеталась. И тут я услышала, что Америка принимает беженцев. Выбила командировку в Москву у своего начальника, Константина Нанасова (Нанасянца), и поехала. Очередь в посольство США была в два раза длиннее, чем в Мавзолей. Заполнила анкеты, сдала и вернулась в Баку, не могла ждать в Москве. Мы в душе не верили, что нас могут принять, но я надеялась. Нам сказали, что ответ придет по тому адресу, который указан в анкете. А в Баку было уже невыносимо. Звонили по телефону – поднимаешь трубку и слышишь ругань: «Ах вы, такие-сякие, вы еще здесь живете?» Заходили, проверяли, постоянно заполняли анкеты, где живут армяне. К тому времени в Баку оставались только я и мама, которая выписалась из госпиталя.
13 января – мой день рождения. И сейчас я по-настоящему считаю этот день моим вторым рождением. Был старый Новый год, мы кое-что приготовили, пришли гости, и мама с моей тетей тоже пришли и остались. Они уже уснули, как вдруг приходит перепуганная соседка, 19-летняя девушка, она и спасла меня от этой толпы… Потом прибежала еще одна соседка – азербайджанка с другого двора, и говорит: «Лена, я тебя умоляю, возьми вот этот шприц и ампулу с пенициллином, идем к нам домой, мы скажем, что ты наша медсестра. Мы так за тебя боимся, я сама их боюсь». А я делала ее детям уколы, они меня знали. Дай Бог ей здоровья! Она начала рассказывать, что они засовывают людей в диван и поджигают. Эта женщина сама была в ужасном состоянии от страха, но прибежала предупредить меня и помочь…
А потом за мной пришла толпа. Им кто-то сообщил, что в этом доме осталась молодая женщина-армянка. И эта 19-летняя девушка вышла к толпе – к мужчинам с разъяренными лицами, с арматурами в руках, – и сказала, что купила этот дом и армян здесь нет. Мол, они были, но убежали. Мама с тетей этого не слышали, они спали. Я стояла, забившись в угол, рядом ванная, там окно. Дом был на первом этаже, за окнами двор. То есть стоило мне сделать шаг влево или вправо – они бы увидели мою тень. Меня охватил дикий страх. Я понимала, что если что-нибудь случится, не знаю, что со мной будет. Эта девочка меня спасла. Она сделала это не задумываясь, молодая была еще. Я бы ей передала свою огромную благодарность, но не знаю, как ее найти. Она была из Евлаха, звали Вафа. Мы к ней всегда хорошо относились. Дай Бог ей всего хорошего!
Нападавшие сказали, что придут через два часа и проверят, есть ли тут армяне. Они подумали, что меня спрятали соседи. У ворот во дворе стоял милиционер, но не вмешивался. И они ушли. Эту девочку трясло от страха, она вся побледнела. Я, вместо того чтобы себя спасать, начала ее успокаивать. Потом прибежала знакомая и сказала маме, что надо Лену спасать. Она рассказывала страшные вещи, говорила, что люди, взявшись за руки, вместе с детьми, бросаются с крыш, с балконов, чтобы не попасть в руки погромщикам. Мама кое-как пришла в себя, я взяла пальто, сумку, куда бросила халат с документами. Мы ничего не взяли, ничего. И когда я уходила, эта девочка мне сказала: «Лена, одень свои новые сапоги, теплые, может быть, ты уже никогда сюда не вернешься». Она ведь видела эти лица…
Я вышла из дому в страхе, вместе с мамой и тетей. Кругом костры горели. Мама говорит: «Давай возьмем машину». А я боюсь, хочу на метро. Но мы остановили машину, водитель повернулся и спрашивает: «Вы армяне?» – «Нет, нет, нет, мы русские!» – ответила тетя. Он посадил нас и повез к метро. Мы спустились в подземку, сели в вагон. Это такой был страх! Как они смотрели в метро на людей! Мы вышли, меня отвезли куда-то в Ахмедлы и спрятали в квартире моей двоюродной сестры Лидии Зелинской, которая была в Москве в это время. Я осталась там, а мама с тетей уехали обратно.
В этой квартире я наконец поняла, что в городе действительно творится что-то ужасное. Оказывается, по лестницам бегал булочник (так тетя сказала) и показывал, где армяне живут. Все это было слышно. Я даже газ включила тихонько, спрятавшись. Боялась, они узнают, что меня здесь прячут, и ворвутся. И вдруг слышу, как этот мужчина говорит, мол, это русская квартира, идемте, я покажу, где армянская. И они поднялись наверх. А там, оказывается, была очень богатая квартира, полная всякого добра. Они стали дверь автогеном открывать. Все это происходило над моей головой, отличная слышимость была. Они вытаскивали вещи, потом унитаз стали выколачивать, все это погрузили в грузовик и увезли. Хозяев не было, наверное, уехали. Я выключила все, сидела в холоде, в темноте, в страхе. От страха начала молиться. Я никогда в жизни не молилась и не крестилась, но тут я начала креститься и просить Бога помочь мне.
Утром приехали мама с тетей на машине. Когда они вошли в подъезд и увидели разбросанную домашнюю утварь, подушки, одежду, пришли в ужас, решив, что напали на меня. Мама сказала, что они приехали со знакомым шофером, азербайджанцем. Вначале он предложил повезти меня в порт и отправить на пароме, но мы отказались. Соседка моей сестры, в квартире которой я пряталась, была осетинка. Ее сын вызвался помочь, мы заплатили ему. Он взял паспорт своей матери и мой и переклеил фотографии. Потом я узнала, что в те дни такое часто делали. И я стала как бы осетинкой. Потом нам удалось купить билет на поезд у русской кассирши. Я хотела уехать не в Москву, а в Саратов, там жила моя двоюродная сестра, ее муж Боря Бабаян преподавал в летном военном училище. Но пришлось взять билет на Москву.
Надо было еще добраться до вокзала. Решили, что мы поедем с этим парнем как брат с сестрой. Мама с тетей сами пришли на вокзал, принесли какие-то вещи. Сумочку небольшую, потому что с чемоданом меня бы остановили и начали расспрашивать, кто мы такие и куда едем. Все это время нас не оставлял дикий страх… Но все обошлось.
В Москве меня встретили двоюродная сестра и ее родственница, Мила Саркисова, она сейчас живет в Швейцарии. Я приехала разбитая, в ужасном состоянии. Потом болела долго. Первое время вообще не спала, мне всю ночь снились кошмары.
Когда в Америку не так давно приехал Михаил Горбачев, его пригласили на передачу русского канала «Наши почетные гости в Нью-Йорке». И стали в прямом эфире задавать вопросы. Вдруг одна армянка спрашивает: «Скажите пожалуйста, как так получилось, что нас не защитили в Баку?» Я поразилась смелости этой женщины. Он ответил, как всегда, по-горбачевски: очень долго, но не говоря ничего по существу. Я только помню четко, как он сказал: «А я позвонил к своим знакомым в Баку и спросил, как там дела. Мне ответили, что все нормально».
Мы никогда не думали, что будем жить в Америке. Я за эту страну молюсь, потому что мы очень благодарны за то, что нам здесь протянули руку помощи.
Сиэтл, штат Вашингтон, США
29.03.2014 г.
